Маргарита Митник: «Через историю вещей посетители могут проникнуться историей страны»

В культуре современного музея цифровые технологии уже давно не новинка. Малые музеи —— историко-краеведческие, мемориальные и художественные площадки — только сейчас начали активно погружаться в «цифру».

Именно на них, хранителей уникальных культурных ценностей, объектов материального и нематериального наследия, имеющих особую историческую, художественную, эстетическую и научную ценность, возлагается важная миссия — сохранить для потомков историю родного края. Но время неумолимо идет вперед, и даже самый сохранный музейный объект ветшает. Для сохранения этих объектов на помощь музейным работникам приходит «оцифровка». Этого же требует и Федеральный закон «О Музейном фонде Российской Федерации и музеях в Российской Федерации», который устанавливает, что все музеи страны до 31 декабря 2025 года обязаны занести оцифрованные коллекции своих экспозиций в Государственный каталог Музейного фонда Российской Федерации.

Но работа сотрудников музеев-усадеб направлена на то, чтобы не только запечатлеть коллекцию, но и обеспечить полную сохранность усадебного комплекса. Так, например, музей-заповедник «Усадьба Мураново» приступил к реализации проекта по оцифровке части экспозиции. Проект реализуется при поддержке Президентского фонда культурных инициатив.

Об опыте оцифровки экспонатов, сложностях этой работы и поиске путей решения IPQuorum расспросил Маргариту Митник, кандидата исторических наук, старшего научного сотрудника, хранителя фондов «Осветительные приборы», «Хрусталь» и «Стекло» музея-заповедника «Останкино и Кусково», старшего преподавателя Учебно-научного центра региональной истории, краеведения и москвоведения РГГУ.

— Маргарита, ваши работы связаны с искусством усадебного быта. Расскажите, пожалуйста, был ли это какой-то осознанный выбор или так сложились обстоятельства?

— Моя специализация — история осветительных приборов. Я еще студенткой начала заниматься историей освещения и осветительных приборов и всегда рассматривала светильники не как исключительно бытовые предметы, а как один из самых выразительных предметов русского декоративно-прикладного искусства и важное свидетельство художественной культуры разных эпох. Каждая люстра для дворца или крупного имения была не только произведением искусства, но и очередным шагом прогресса: в их изготовлении мастерами применялись новейшие материалы и технологии.

Поступив в аспирантуру, защитила диссертацию «Русская люстра начала XVIII — первой половины XIX века: атрибуция, типология, принципы экспонирования». Далее я пришла работать в музей-усадьбу «Останкино», где сейчас хранится самая большая в России коллекция осветительных приборов с наиболее полной типологией. Могу сказать однозначно: каждая из моих тем, каждая из работ последовательно дополняла предыдущую.

— Расскажите, пожалуйста, об одном из самых уникальных проектов — «Останкинской Пьете». Откуда появилась идея? Кто принимал участие в проекте?

— Храмовая группа «Пьета» — деревянная резная композиция, изображающая Богородицу, оплакивающую лежащего на ее коленях Христа, — необычный образец для русской религиозной скульптуры.

Подбор таких экспонатов «с историей» — это всегда интересно. Обычно по ним есть некие первичные публикации, но, как правило, они устаревшие. Наш научный коллектив дополняет информацию, находит интересные факты, которыми хочется поделиться. Это и привлекает тех, кто приходит знакомиться с нашими цифровыми проектами.

Над оцифровкой и созданием VR-проекта «Останкинская Пьета» работал большой коллектив. Коллеги много общались с музеями, где есть аналоги данного сюжета, сделали интересную, на мой взгляд, подборку. В процессе работы над проектом впервые была установлена история происхождения «Пьеты», что еще более увеличивает ее ценность и как жемчужины искусства русской церковной резьбы, и как произведения искусства.

Научными сотрудниками проделана огромная работа по атрибуции, а потом уже была произведена оцифровка самого предмета. Благодаря реализации нашего онлайн-проекта и появлению оцифрованной модели скульптуры в 3D теперь можно рассмотреть «Останкинскую Пьету» в максимальном приближении, с разных ракурсов. Согласитесь, что это доступно не каждому посетителю музея.

Я же хочу отметить вклад в реализацию проекта научного куратора — хранителя фонда «Иконы», старшего научного сотрудника Марии Кондаковой и руководителя экспозиционно-выставочного отдела Полины Шевченко.

— Чем отличаются старинные усадебные владения с сохранившимися коллекциями от классических художественных музеев?

— Мы знаем, что максимум усилий было приложено предыдущими поколениями хранителей к тому, чтобы исторически ценные усадьбы сохранились до наших дней. Где-то уцелели даже парки и аллеи, а где-то до наших дней дошли только фундаменты домовых владений и дорожки. Именно поэтому подлинность вещей в музейной экспозиции усадьбы и играет такую большую роль. Даже если экспонаты не имеют близкого отношения к самой усадьбе, вы в любом случае попадаете в определенную атмосферу — атмосферу романтики, покоя, места, где время как бы замерло.

Только в мемориальных усадьбах можно посмотреть на те предметы быта и вещи, которые были в усадьбе изначально, которые принадлежали первым именитым владельцам, играли в их жизни немаловажную роль. Через историю вещей посетители могут проникнуться историей страны.

Но не стоит забывать, что такие экспонаты важны и для профессионального сообщества: с них можно «считывать» слои информации, историю создания, историю владельцев — а это порой несколько родов, несколько эпох. А также это история обретения музеем этого экспоната, история его реставраций.

И, разумеется, у каждого специалиста есть те предметы, к которым он привязан, которые связаны с его кругом интересов. Для него это не просто очередная любопытная вещица.

Если же в коллекции музея подлинных вещей немного, то сотрудниками музея все равно создается антураж, подчеркивающий вкусы владельцев, отражающий образы того времени, когда в доме была жизнь и творилась история.

— В современных условиях никакая усадьба не избежит влияния новых технологий. Насколько глубоко цифровизация уже проникла в музеи малого формата?

— Все музеи проводят цифровую фиксацию коллекций. Но я хочу отдельно остановиться на том самом кажущемся простым процессе — фотофиксации.

Приступая к проекту или конкретному процессу, мы должны понимать, какую цель преследуем. Сейчас это не всегда понятно. Кто этим фотоархивом будет пользоваться и для чего? Для достижения конечной цели очень важно качество изображения. Поэтому фотофиксацию мы, например, ведем на разных уровнях и делаем не только превью, но и фото в высококачественном разрешении.

Если говорить про маленькие музеи, они тоже делают фотофиксацию своих коллекций, размещая их в интернете. Однако мы, к сожалению, не можем сказать, насколько правильно они это делают. Тем более что культурные институции ограничены определенными возможностями, выше которых прыгнуть не получится.

Я еще хочу обратить внимание на то, что фотоархив музейного фонда — это не что-то вечное, сделанное раз и на всю жизнь: фотографии постоянно нужно обновлять. Взять те же фото 2007 года — их уже невозможно использовать. Разрешение не то, ракурс не тот, техника использовалась другая, не такая современная композиция. К сожалению, не все музеи могут позволить себе постоянно повторять процесс отсъема коллекции.

Если говорить о 3D-моделях, на которые есть определенный спрос, то, с моей точки зрения, здесь важно качество исполнения. В данном случае работает формула «лучше уж никак, чем как-нибудь».

— Как происходит оцифровка «сложных» объектов? Люстру ведь недостаточно просто сфотографировать с разных сторон. Было бы неплохо ее разобрать и сфотографировать еще отдельные детали.

— Обычно такие объекты, особенно стекло или, в нашем случае, люстра, — это сложносоставной предмет. Оцифровать его можно только тогда, когда он будет изыматься из интерьера и опускаться на уровень человеческого роста. И тогда, конечно, возможно сделать полную фотофиксацию предмета (разместив экспонат на специальном подвесе). В этом случае можно будет со всех сторон его сфотографировать и получить ту самую 3D-модель.

— Что делать малым музейным фондам, когда возникают трудности? Каким образом они решают проблемы?

— Первое и самое главное правило — руководству музея необходимо определить для себя, с какой целью делается оцифровка и какие дополнительные преференции возможно будет получить музею. Например, возможно реализовать онлайн-проекты, выпустить полиграфию или запустить собственную линейку мерча.

Затем важна работа с коллективом. Каждый музейный сотрудник должен не только получить распоряжение — принять участие в создании цифрового архива, но и осознать, для чего это нужно ему самому, что получат посетители, как это повлияет на будущее музея.

Достигли взаимопонимания с коллективом, но у музея нет оборудования. В таком случае это оборудование надо найти, может быть, даже вместе со специалистом, который может помочь. Стоит рассмотреть и партнерство. Музей может подобрать некий контент, который будет интересно оцифровать партнерам. Поверьте, уникальные предметы есть в каждом музее и в каждой коллекции. Даже в самом маленьком всегда найдется что-то любопытное. И в каждом музее есть то, что может быть интересно в рамках реализации партнерских проектов.

Более того, есть еще один сложный вопрос, касающийся публикации результатов оцифровки. Если их разместить на малоизвестной платформе, то люди могут об этом никогда и не узнать, несмотря на то что контент уникальный. Поэтому цифровые архивы надо как-то внедрять в сайты самих музеев. Должны быть специалисты, которые занимаются сайтом и его наполнением, PR-специалисты, SMM-менеджеры. И вот видна огромная разница между столицей и регионами. В субъектах у музеев таких специалистов может попросту не быть.

— А как вы относитесь к привлечению к работам по оцифровке волонтеров и студентов вузов? Или лучше обращаться к специалистам?

— Здесь двоякая ситуация. С одной стороны, доверить раритеты студентам иногда невозможно, с другой — если не доверять, то у нас не будет реставраторов. Это аналогично медицине: если студентов-медиков не подпускать к пациентам, то врачей из них не получится. Без практики у нас не будет вообще никаких специалистов.

А значит, у вуза, который готовит специалистов музейного дела, должны быть определенные договоренности с институциями и, главное, очень строгие регламент и правила, что и как будет происходить. В этой «пищевой цепочке» у всех есть свое место.

Конечно же, руководить стажерами и волонтерами должен человек опытный, который может не только рассказать методологию, но и объяснить, а в случае необходимости и выполнить эту работу собственными руками. Требуется и самое активное участие работников музея, например хранителей фондов. 

Тогда практика будет полезна и для студентов, и для музея, и для общества.